«Нас голыми руками не возьмешь. Да и армия у нас немаленькая — 50 тысяч человек точно было», — констатирует экс-боец ЧВК Вагнера, по причинам безопасности не называющий своего имени, с которым поговорил «БИЗНЕС Online». Наш собеседник стал свидетелем всех последних ярких событий, связанных с детищем Евгения Пригожина, — взятия Бахмута и ухода ЧВК из города, марша на Москву и отъезда в Беларусь. В итоге с ним расторгли контракт, выплатив все положенное, поскольку такое количество вояк «вагнеровцам», покинувшим зону СВО, уже было не нужно. О том, видел ли наш герой Пригожина лично, с каким настроением шел на Москву и что делали в ЧВК с теми, кто «пятисотился», — в интервью нашей газете.
Один из ЧВК Вагнера
На днях в новостной повестке вновь всплыла ЧВК Вагнера: в медиа появилась информация, что часть ее подразделений, в свое время отколовшаяся от Евгения Пригожина после июньского мятежа, вернулась под Бахмут. Вот и герой нашего интервью, отработавший свой контракт с ЧВК, говорит: когда они уезжали в Беларусь, то не исключали, что еще вернутся.
Собеседнику «БИЗНЕС Online» около 40 лет, он живет в одном из городов региона в Поволжье. Никогда не служил в армии и одним днем решил пойти на СВО. Его взяли в ЧВК Вагнера в начале 2023 года, так что боец стал свидетелем сразу нескольких ключевых событий спецоперации. Правда ли, что «вагнеровцы» голыми руками брали Бахмут? Так ли героически вели себя бывшие зэки, попавшие на поле боя? Где и как готовили бойцов ЧВК? Куда еще они собирались идти маршем до появления идеи с Москвой? Что они делали в Беларуси? И, наконец, жив ли Пригожин? Ответы на эти вопросы — в нашем разговоре.
«Какие еще запреты? Вступать с девушками в связь»
— Что вас привело в ЧВК Вагнера? И почему ЧВК, а не официальная Российская армия?
— Почему я пошел? Хотел принести пользу. В душе гордился, что за Родину иду. Думал, что умру хоть как герой. И нравилось, что второй раз можно будет пойти служить уже по желанию. У ЧВК Вагнера и обеспечение было хорошим, честно скажу. Я сам даже не ожидал, что это правда. Нам и сигареты поставляли. А министерские (бойцы минобороны РФ — прим. ред.) все покупали за свои деньги.
Обмундирование нам выдали полностью, по сезону — сначала зимнюю, потом летнюю одежду. По истечении контракта ты можешь ее с собой забрать, можешь домой отослать, делай что хочешь. Получается, она списана за тобой. Все бесплатно.
— Что значит «второй раз мог пойти служить по желанию»?
— ЧВК Вагнера предлагает условия службы 6 плюс — это до 9,5 месяца максимально. Потом они обязаны будут платить тебе отпускные. После этого ты сам принимаешь решение, идти тебе обратно или нет. А в минобороны, если ты уже подписал контракт, должен служить до 60 лет или до окончания СВО.
— Что нужно было иметь при себе человеку, который впервые приехал в тренировочный лагерь ЧВК Вагнера с перспективой оказаться на войне?
— Когда в ЧВК идешь, надо брать часы, фонарь с хорошей дальностью. Зубную щетку, пасту, бритвенные принадлежности, мыло. Желательно стиральный порошок и шампунь. Это самое необходимое, лишнее брать не надо. Взять надо несколько футболок. Нужна простая летняя одежда, чтобы выходить в город. «Вагнеровцы» не имели права ходить в город в военной форме, только в гражданской.
Какие еще запреты? Вступать с девушками в связь. А еще у местных жителей ничего нельзя было брать, так как были случаи отравления наших бойцов. Приходили, давали пирожки, после этого люди умирали. Запрещено было выпивать, заниматься рукоприкладством.
«Если ты больной, то никакого отношения к простым людям не имеешь»
— Как проходил прием новых бойцов для обучения на полигоне?
— Первым делом по приезде мы прошли тестирование. Нас сразу же опросили инструкторы — они были в основном местные, краснодарские. Нам каждому дали оценку за физподготовку. На пятерку нужно было сделать 10 подтягиваний, 50 отжиманий.
После этого нужно было пройти медкомиссию. Основная проблема у людей — это пройти тест на кровь. Выявляли больных гепатитом, ВИЧ и так далее. Если человек болеет, допустим, гепатитом и ВИЧ, вешают на руку два браслета — белый и красный. Но сначала ты должен пройти еще остальных врачей, сфотографироваться, тебя визуально осмотрят — татуировки, болячки твои все.
Если у тебя не выявлено болезней, то ты дальше все проходишь. Если не согласен с результатами, должен представить справку. Кто-то ездил в Краснодар делать тесты платно, чтобы оспорить свой диагноз.
— Почему это было так важно?
— Если у тебя выявляются эти болезни, автоматически попадаешь в «Амбреллу». Отряд «Амбрелла» — это смертники. Люди, которые идут впереди всех. Это такие же, как «кашники» — зэки. Благодаря им процентов на 70 был взят и Соледар, и Бахмут.
Они делали основную часть работы, зачищали. Были случаи, когда просто 30 человек отправляли, потом пять минут ждали, тишина настала — следующие 30 человек отправляли. И вот так, пока кто-то из них не вернется. Что значит «тишина настала»? Значит, их больше нет. Убили. Это герои. Люди, которые идут, зная, что они умрут. Но они идут, наши братья.
Были и те из них, которые обратно возвращались. Вроде бы «кашник» уже получил амнистию, а он все равно возвращается в горячую точку. А что человеку надо? Полгода отвоевал, вернулся, отдохнул, попил водочки месяцок, все. Настроился — и обратно.
— Вас тренировали вместе с зэками?
— Тех, кто пришел из тюрьмы, с нами не тренировали. Их вообще не тренировали. «Амбрелловцев» тоже не тренируют. Если ты больной, то никакого отношения к простым людям не имеешь. Если с тобой что-то случилось, а у тебя браслет красный или белый на руке, я к тебе не имею права подойти. Имеет право подойти только санитар, который тоже больной. Поэтому «амбрелловцы» и «кашники» — это те люди, которые заслуживают уважения. Повторяю, они шли сразу на смерть. Сколько я их знаю, все улыбались, все довольные. Хотя знали, что одной ногой на том свете.
— Когда «амбрелловцы» узнавали, в какой отряд попадают, как реагировали?
— Некоторые приходили, зная, что болеют. Некоторые узнавали на месте. Такие сначала оказывались в шоке. У нас даже получилось, что были люди, которые пытались скрыть болезнь. Но потом их вычисляли. Предлагали альтернативу: или ты едешь домой, или идешь в «Амбреллу». «Амбрелловцы» были озорными, им уже все равно на жизнь. «А что, — говорят, — сейчас плакать, что ли?» Я был просто в шоке. Молодцы пацаны. Знают, что долго все равно не проживут с такой болезнью, а им деньги нужны. Он умрет как герой, если не побежит назад. Если побежит, то ни копейки не заплатят. Они это знают, поэтому готовы умереть, хотя бы семье помогут.
— Получается, когда ты на медобследовании узнаешь свой диагноз, можешь отказаться и уехать домой?
— Когда ты узнаешь, ты еще не подписал документы. Можешь уехать домой. Например, были больные эпилепсией. Если человек падает в эпилептическом припадке, его приводят в чувство, потом применяют профилактические меры и за ворота отправляют. Чтобы не было повадно, чтобы другие не лезли. Случалось, больные эпилепсией в припадке начинали стрелять куда попало. И расстреливали своих же товарищей.
Зачем такие приезжали? Денег заработать хотели. Но были и те, которые не знали. Допустим, человек 3–4 месяца пил беспробудно. И тут раз — на тебя нагрузка такая. Естественно, случается припадок. Во-первых, резко бросил пить. Во-вторых, физическая нагрузка и эмоциональная. Честно говоря, давит сильно. Эмоционально даже больше. Физическую нагрузку человек может выдержать. А эмоционально, когда ты понимаешь, что не осилишь… И у каждого за спиной семья. И каждый не хочет вернуться домой без денег. Некоторые боятся, что опозорятся, если выгонят. Кто-то боится, что семья неправильно поймет. 99 процентов людей пошли в ЧВК Вагнер из-за денег.
— Вы это узнали из разговоров с другими бойцами?
— Да, конечно. Они все патриоты. Но в итоге получается, что все из-за денег приехали. Многие даже не понимали, что мы наемники. Но мы все пришли за деньгами, кто бы что ни говорил.
«Перед походом на Москву сказали, что будут выплачивать за убитого 7 миллионов»
— Что происходит после прохождения медобследования?
— Оформляешь бумаги. Пишешь данные, кому и какие деньги будут доставаться [в случае гибели]. В процентном соотношении. Можешь написать: 100 процентов этому, а если что-то с ним случается, то другому.
В договоре указано, что 150 тысяч дают родственникам на похороны. Плюс оплачивают все затраты на ритуальные услуги и переправку тела. Также мы подписывали документ на выплату в 5 миллионов рублей за свою смерть. А перед походом на Москву сказали, что будут выплачивать за убитого 7 миллионов. Но договор не переписывали.
Дальше отправляют в палаточный городок, до которого мы шли пешком 3 километра с вещами. Нам выдали обмундирование, здоровый вещмешок. Некоторые в пути падали, им помогаешь, они дальше идут. Многие брали с собой лишнего, хотя, как я уже сказал, ЧВК Вагнера дает все, надо просто брать свои средства гигиены.
— То есть мыло все-таки не дают?
— С мылом были проблемы, почему не знаю. А с остальным вообще не возникало проблем, все давали. Когда на фронт попали, нам даже зубную пасту, щетку выдали.
Еще интересный момент — активная помощь ЧВК Вагнера шла из Татарстана! Я не знаю, почему именно ваша республика. Я сам видел, на листе формата А4 было написано: «Вагнеру от друзей. Казань». Это встречалось часто.
Дальше было обучение в Молькино — это возле Краснодара. Но мы говорили: «Моли». В палатках все жили. Палатки там рассчитаны где-то человек на 40. Бывало, набивались по 60 человек. Можно сказать, спали друг на друге.
— Как вас обучали на полигоне?
— У каждого подразделения по-разному. ШО (штурмовой отряд — прим. ред.) обучался 21 день. Не все выдерживали. Очень тяжело. Болели очень сильно люди. Потому что бегаешь в грязи, приходишь намокший, просушиться не успеваешь. Так же спишь. Один заболел, кашляет. Мы называли это «молевской болезнью». Этот кашель был непрекращающимся. Когда мы оттуда уехали, еще, наверное, месяц все кашляли. Один заразится — другому передает.
— Что входило в подготовку?
— Отработка. Стреляешь, бегаешь, гранаты кидаешь. За 21 день ты должен стать специалистом. Все по-разному. Танкисты стреляют, артиллеристы тоже стреляют, кто-то с дронами. Связисты ползают, связь прокладывают. бээмошники (БМО — батальон материального обеспечения — прим. ред.) в нарядах, оцеплении, по-всякому. А водителей готовят 3–4 дня — и те уже уходят на фронт.
— А если ты никогда не держал раньше в руках оружие и не служил?
— Тебя всему научат. Тех, кто не служил, было достаточно. По такому принципу нас не разделяли. Только если ты офицер и у тебя имелся боевой опыт. Допустим, если Чечню прошел, тогда можешь пойти сразу же работать инструктором. Будешь заниматься подготовкой других людей. Даже можешь остаться здесь и получать те же самые деньги.
— Значит, хорошо обучали на полигоне?
— Оттуда выходят спецы. Когда туда приходишь, говорят: «Все, чему тебя обучали раньше, забудь». Все инстинктивно. Человек все равно живет на инстинктах. А основная часть людей гибнет из-за своей глупости.
Но, повторю, не все выдерживали учебу. Многих уносили на носилках просто тупо. Многие «пятисотились», то есть давали слабину, отказывались дальше тренироваться.
— Что с ними делали?
— Во-первых, их не уважали. Во-вторых, они уже использовались на черновых работах. Уехать домой? Нет, они должны были отработать свое обмундирование сначала. А как только руководство посчитает, что они отработали то обмундирование, которое им выдали, могут ехать домой. Оно, например, стоит 100 тысяч рублей. Врать не буду, не знаю точно. Там рюкзак, а в нем нательное белье, берцы, тапочки, много чего… После тебя никто не будет это носить. А автомат ты, конечно, возвращаешь.
Но некоторые просто по здоровью не вытягивали. Стояли в оцеплении лагеря, полигона.
— Телефонов у вас не было?
— Давали разговаривать иногда, только по записи.
— Много ли людей на полигоне?
— Лагерь рассчитан на несколько тысяч человек.
«Нет такого, что бежишь полкилометра, каждые 5 метров берешь с боем»
— Как распределяются силы на поле боя?
— «Амбрелловцы», «кашники» шли впереди. С ними вместе двигались штурмовые отряды (ШО), которые занимаются зачисткой территории. Берут объект, штурмовики сзади все защищают, вокруг все чистят, чтобы взять полностью. Первые идут напролом, а следом штурмовики. Они друг друга прикрывают.
Когда на передовой стрельба идет, если голову поднимешь на 30–40 сантиментов, то в башке у тебя в итоге 2–3 пули будет. Потому что все лежат и стреляют. Поэтому 5 метров прополз — окапываешься, чтобы только автомат торчал. До глаз чтобы только торчал. Ты опять стреляешь-стреляешь — снова затишье, 5 метров прополз — опять копаешь.
Больше всего штурмовики копают. Работа такая, если ты хочешь продвинуться. Нет такого, что бежишь полкилометра. Каждые 5 метров берешь с боем. Ты чуть-чуть продвинулся — тут же выкопал под себя яму, в нее лег. Опять стреляешь. Пока другие стреляют, ты опять прополз, в нее лег — опять стреляешь.
— Какие еще есть нюансы?
— Первостепенная цель у нас и противника — водители. А, если человек везет ГСМ, топливо, снаряды — это цель номер один. Во-первых, в нее легче попасть. Во-вторых, если ты в нее попадаешь, соответственно, передовая линия остается без топлива. Стрелять, двигаться ничего не может. И «шоошники» всегда говорят: «Если топлива не будет, мы умрем в течение получаса». Поэтому первая цель снайпера, ПТУР, первая цель любого дрона — это не дать пройти топливу на передовую. Все на топливе — подвезти пушку, артиллерию, танки, самоходки, гаубицы. Это все соляра. Бензин нужен для БТР, МТР. Кстати, минобороны РФ закупало его само, полностью давало топливо.
— Кто еще был на поле боя?
— Такелажники. Это те, кто подтаскивает снаряды, грузит и выгружает. Очень тяжелая черновая работа. Ящик снарядов минимально весил 90 килограммов. Максимально — 270 кило.
— Как его проносили?
— Из машины в машину. Допустим, машина едет из зеленой зоны, везет 30 тонн, надо перегрузить на маленькие машины, чтобы если забомбили, только часть снарядов потерялась. Это такие же смертники, как и те, кто топливо поставляет.
«Среди нас были люди, которые дома алкаши, а там не пили»
— Куда вы отправились после обучения?
— Сразу в Бахмут. Надо было его забирать. И забрали. Там оставалось чуть-чуть. Но очень много людей погибло в последние дни — с 18 по 20 мая. Потому что те тоже очень подготовленные люди. Там уже не то что украинцы воюют, там воюют именно подготовленные бойцы. У нас спецы, и у них спецы тоже. Они те же самые смертники, тоже не сдаются. Насмерть бьются. Не знаю, какие у них причины. Но противник бьется достойно.
В первые же дни после того, как передали позиции министерским, я наблюдал за частотой полетов самолетов. Когда ЧВК Вагнера там находилась, частота полетов самолетов была 1–2 в день. А после того как передали, полеты усилились настолько, что каждые полчаса бомбардировщики летали. Тут как бы живой силой обходилась ЧВК Вагнера, никто особо не помогал. А когда передали министерским, началась массированная бомбардировка. И те же самые МиГи начали летать на бреющем полете. В общем, воздушная поддержка началась. Когда ЧВК Вагнера была, никто особо не летал.
— Пригожин же публиковал видео перед походом на Москву о том, что не хватает боеприпасов? Вы видели этот ролик?
— Да, у нас радио было, на передовой было все. Пригожин задал вопрос, дескать, почему мы умираем, а нам ничего не дают? Почему ребята сидят без снарядов, безоружны? У нас доходило до того, что на весь фронт у ЧВК Вагнера было всего 2 тонны горючки и просто все помирали. Поехали просить, чтобы нам хотя бы 5 тонн дали, чтобы хотя бы один день продержаться. Клянчили у министерских, они не давали.
— После 20 мая, когда ЧВК Вагнера отдала позиции минобороны, что вы делали?
— Мы сначала охраняли свои базы. Встали на своих территориях, которые нам передало министерство обороны. То, что было под министерскими, они давали нам для техники, хранения ГСМ. Они нам предоставляли бесплатно. Кстати, за каждого бойца Россия платила ЧВК Вагнера 12 миллионов рублей.
— Откуда взялась такая цифра?
— Это все знают. Та же самая сумма, которая выделяется на бойца минобороны. Грубо — обмундирование, вычеты, 5 миллионов, если ты умрешь, и похоронные 150 тысяч рублей. Еда. С последней проблем, кстати, вообще не было. Но у разных подразделений по-разному. Сухпаи выдавались — ешь сколько хочешь. Но однотипная еда очень надоедает. Нам даже продукты нормальные потом присылали, например овощи — капусту, морковку, свеклу. Мы супы варили.
— Сами варили?
— Были и повара отдельные. Но не на каждом объекте. На тех базах, где дислоцировалась техника, например. И на дальние объекты тоже выделялись продукты — и сыр, и масло, все выделялось как положено. Например, 200 граммов картошки на неделю, 100 граммов свеклы, 100 граммов морковки. Если 3–4 человека, то можно уже и борщ сварить. ЧВК Вагнера ни за что не платила — ни за свет, просто пользовалась территорией.
— Как с алкоголем? Он ведь был под строгим запретом?
— Если ты попался, то будешь работать и тебе вообще ничего не заплатят. Если долго работаешь, то пару месяцев бесплатно будешь на самых черных работах. Даже желания почему-то пить там не возникало. Искушения не было. Не знаю, почему, но никто даже не заикался. Хотя среди нас были люди, которые дома были алкашами, а там не пили, и все. И служба безопасности очень хорошо работала — сразу приезжали. Ты еще даже откупорить не успел пробку от бутылки — уже знали, что ты купил. Потому что местные жители сразу сдавали. С дисциплиной было строго.
— Вы видели Евгения Пригожина?
— Лично нет. Пригожин к нам приезжал пофоткаться на час, ролики снимать. Нам говорили, что лучше не выходить. Но заставляли бычки собирать по всей территории перед его приездом.
«Человек, который пришел наемником, делает то, что положено»
— Как вам объявили о решении идти на Москву?
— Сначала готовились к маршу на другое направление. Мы собирались в Белгород. У нас было все подготовлено. Мы были уже собраны.
— Зачем в Белгород?
— На этом направлении хотели разбить врага.
— О каких тыловых лагерях говорил Пригожин в своем обращении?
— Я сам толком не понял. Министерские ворвались на БМП, что ли… Пытались захватить базу, как я понял. Ее сами же отдали.
— Откуда вы шли на Москву?
— Шли три колонны. Мы шли из Луганска, за сутки почти добрались до Москвы — осталось 200 километров. Нас с цветами встречали по дороге. Многие были рады.
— Вы следили за новостями во время мятежа?
— Да, у нас все было. У нас тоже свои связисты есть, и телефоны такие же. Напряжение? Конечно. У нас два ШО полностью перешли к министерским. Хотя из 20 ШО два не так уж и много. Даже нашлись те, кто говорил, что не пойдут, что будут в «вагнеровцев» стрелять, в своих. Их просто тихонько обезоруживали, вынимали патроны. Один отвлечет, другой вытаскивает. Но никто стрелять не пытался. Просто говорили: «Я буду за своих, у меня в Москве семья, почему мы на Москву идем?» Такие были, но немного.
— У вас не возникало желания воспротивиться приказу?
— Приказы не обсуждаются. Мы наемники. Человек, который пришел наемником, делает то, что положено. Он отрабатывает свои деньги. Дали приказ, он его исполняет. Но не все однозначно восприняли. Кто-то начал говорить: «Если бы я знал…» Но основная масса была готова. Потом по прибытии рапорты многие стали писать, чтобы уйти из ЧВК Вагнера.
«И министерские не знали, что мы предпримем, и мы не знали, что они сделают»
— Когда все закончилось, куда вы поехали?
— Вернулись обратно на свои позиции. Была выставлена усиленная охрана. Боялись украинских диверсантов. Думали, что и наши могут напасть. Ждали со всех сторон. Почти не спали.
— А потом отправились в Беларусь?
— Сначала поехали договариваться, места определяли. Прошло, может, три недели. Мы все это время находились в Луганске. Сидели на своих базах и ждали провокаций. Не воевали, ничего не делали. Можно сказать, отдыхали. Напряженность была. Потому что и министерские не знали, что мы предпримем, и мы не знали, что они сделают. Друг к другу ходили командиры и спрашивали: «Что у вас там?»
С министерскими у нас нормальные отношения были. Мы за одно дело воюем, не уж-то мы станем друг против друга воевать? Те знали, что мы подготовленные люди. Нас голыми руками тоже не возьмешь. Да и армия у нас немаленькая — 50 тысяч человек точно было. Это очень большая сила. Причем с оружием и техникой. А потом часть людей отправили домой, остальных тихонько перевозили в Беларусь, чтобы никто не видел. Мы ехали в рефрижераторах, в шаландах закрытых. Дышали как? Ну так уж, чуть-чуть приоткрывали тенты. В таких ехали битком — по 30 человек в одном кузове.
— Вам давали звонить родным? Многие, наверное, сильно переживали после мятежа.
— Да, мы созванивались с семьями. Просто говоришь: Надо «позвонить, успокоить своих».
— А зачем еще три недели в зоне СВО провели?
— Мы же не знали, куда ехать. В Беларусь, чтобы на земле потом спать? Нужен был палаточный городок — его построили белорусы сами. Они готовили нам территорию. А наши выбирали место. И ехали мы туда почти неделю. Пропускали через границу нас частями: днем проезжают гражданские, а ночью — мы. Пропускалось определенное количество машин. Нас же еще досматривали, чтобы «запрещенку» не вывезли.
— Что нельзя было провозить?
— Штык-нож, например. Они номерные, это холодное оружие, которое запрещено в РФ. Гранаты, автоматы тоже нельзя. У нас было много неучтенных автоматов, которые ты просто на поле боя забрал у врага, и он нигде не числится.
У нас вообще все оружие забрали. Когда переезжали, отдельно оно вывозилось контейнерами. Когда мы переезжали, у нас оставались каска и бронежилет. Получается, безоружными выезжали.
— Когда приехали на место, оружия там не было?
— Сначала нет, потом начали выдавать во время тренировок. Через какое-то время начали тренироваться, вывозить людей на полигоны. Слишком много людей. Тех, у кого срок контракта близился к концу, стали отправлять домой.
— Как вам сначала объяснили отъезд в Беларусь?
— Разговоры шли, что, возможно, через Беларусь поляков долбанем. Может, на Киев пойдем. Мы такие же слухи собирали. Мы вообще ничего не знали. Нам просто говорили: «Идете туда», — и все. А нам без разницы.
— На СВО тоже вагнеровцы оставались?
— Часть людей осталась там, чтобы охранять базы. Мы еще думали, что, возможно, вернемся. Сейчас уже не знаю.
— Контракт разорвали?
— Он разрывается в одностороннем порядке. Выплачивается вся сумма тем, кто не по собственному желанию ушел. Со всеми полностью рассчитались. Сказали, что такого количества людей здесь не нужно. Остались только инструкторы, которые обучают белорусских военных. Но всем предложили альтернативу африканскую — Ливия, Мали.
— Люди поехали?
— Да. Многие поехали домой делать «загранники». Нам после Москвы сразу же начали предлагать. Что есть столько-то мест на три направления. Поехать можно на срок 1,8 года и 3 года.
— Как вы думаете, Пригожин жив?
— А кто ж его знает. Возможно…